Говорить тысячу раз сказанное
Oct. 4th, 2019 07:12 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
gorgulenokБольше всего литературных штампов, наверное, — это описания природы. Багровый закат, последние лучи заходящего солнца скользили по чему-то там, серебристая дорожка лунного света, заунывная песня волн и все в таком духе.
Природу описывали настолько часто и она настолько мало менялась за века существования у людей литературы, что сейчас написать что-то про закат, лунную ночь или море неизбитыми словами невероятно трудно.
А избитые слова в художественном тексте — это плохо, об этом любой литературный критик скажет.
И это приводит к тому, что описания природы из текстов вообще исчезают.
Я, кстати, встречала людей, считающих, что и правильно — описывать надо только то, что читатель не способен представить сам, только что-то новое, а закат все видели тысячу раз и поэтому каждый может представить его себе сам как хочет, безо всяких авторских описаний.
Может быть, для кого-то это и так. Но мне в большинстве современных текстов не хватает слов-маяков, за которые бы зацепилось воображение и нарисовало картину пылающего заката, бушующих волн, пестрого от цветов луга, седых горных вершин на горизонте.
Вот, скажем, в "Голодных играх" (книге) героиня идет охотиться в лес, но я даже не знаю, старый это лес или молодой, светлый или темный, березы в нем растут или дубы, сосны или клены, густой ли в нем подлесок и много ли бурелома. И поэтому, хотя в принципе эта книга мне нравится, я не совсем верю в ее лес. Мне все время кажется, что все приключения происходят в помещениях типа офисных или лабораторных, хотя заявлена природа (но, надо сказать, конкретно в этой книге такое ощущение уместно, в отличие от большинства, где речь вообще не идет об искусственно созданной реальности).
Лучше всего, наверное, такие описания природы, о которых говорит Честертон: "Великие поэты Англии, от Чосера до Драйдена, владели искусством, утраченным позднее: они не описывали природу, но ты ее видел. Когда читаешь: "Сбивайтесь в стадо, облака", нет сомнений, что речь идет о кучевых облаках, а не о перистых. Когда узнаешь от Мильтона, что башня принцессы виднелась сквозь хохлатые деревья, не сомневаешься, что речь идет о весне или осени, когда листьев немного и дерево похоже на метлу, обметающую небеса".
Собственно, не только великие поэты Англии это умели. У Дюма в "Двадцать лет спустя" был момент, когда Портос протягивает вверх руку, чтобы проверить, действительно ли его щеку задела дождевая капля, — и при этих словах я видела все то, что не было описано прямыми словами: серый свет пасмурного дня, низкое небо, сырой воздух, раскисшую землю под ногами.
Но подобрать такие слова, которые, не будучи описанием природы как таковым, запустят у читателя цепочку ассоциаций — очень трудно. Не проще, наверное, чем описать закат, не прибегая к штампам.
С другой стороны, не могу сказать зачем, но мне иногда нужно перечитывать обстоятельные долгие описания природы из с детства знакомых книг.
"...Солнце уже закатилось, и багряный край небес поблек, став тускло-розовым; лазурь над головой постепенно окрашивалась в нежные, зеленовато-голубые, как яйцо зорянки, тона, и таинственная сумеречная тишь природы неслышно обступала Скарлетт со всех сторон. Призрачный полумрак окутывал землю. Красные борозды пахоты и красная лента дороги, утратив свой зловеще-кровавый оттенок, превратились в обыкновенную бурую землю. На выгоне, по ту сторону дороги, лошади, коровы и мулы тихо стояли возле изгороди в ожидании, когда их погонят к конюшням, коровникам и к ужину. Их пугал темный силуэт зарослей вдоль реки, и они прядали ушами в сторону Скарлетт, словно радуясь соседству человека.
В этом призрачном полумраке высокие сосны в пойме реки, такие сочно-зеленые при свете дня, казались совершенно черными на блеклой пастели неба — могучие, величественные гиганты, они стояли сомкнутым строем, преграждая доступ к неспешно бегущей желтой воде. Белые трубы усадьбы Уилксов на том берегу реки, на холме, меркли все больше среди густой темной зелени дубов, и только мерцавшие кое-где огоньки зажженных к ужину ламп манили на ночлег.
Влажное, теплое дыхание весны, напоенное запахом свежевспаханной земли и молодых, рвущихся к небу побегов, сладко обволакивало Скарлетт.
Весна, закаты, нежно-зеленая поросль никогда не пробуждали в душе Скарлетт ощущения чуда. Прекрасное было повседневностью, частицей жизни, как воздух, как вода. Ее сознание было восприимчиво к красоте лишь вполне конкретных, осязаемых предметов — породистых лошадей, женских лиц, нарядных одеяний... И все же торжественная тишина этих сумерек, спустившихся на возделанные земли Тары, принесла успокоение ее взбаламученной душе. Она любила эту землю — любила безотчетно и беззаветно, как любила лицо матери, склоненное в молитве".
Маргарет Митчелл, "Унесенные ветром", перевод Т. Озерской
Природу описывали настолько часто и она настолько мало менялась за века существования у людей литературы, что сейчас написать что-то про закат, лунную ночь или море неизбитыми словами невероятно трудно.
А избитые слова в художественном тексте — это плохо, об этом любой литературный критик скажет.
И это приводит к тому, что описания природы из текстов вообще исчезают.
Я, кстати, встречала людей, считающих, что и правильно — описывать надо только то, что читатель не способен представить сам, только что-то новое, а закат все видели тысячу раз и поэтому каждый может представить его себе сам как хочет, безо всяких авторских описаний.
Может быть, для кого-то это и так. Но мне в большинстве современных текстов не хватает слов-маяков, за которые бы зацепилось воображение и нарисовало картину пылающего заката, бушующих волн, пестрого от цветов луга, седых горных вершин на горизонте.
Вот, скажем, в "Голодных играх" (книге) героиня идет охотиться в лес, но я даже не знаю, старый это лес или молодой, светлый или темный, березы в нем растут или дубы, сосны или клены, густой ли в нем подлесок и много ли бурелома. И поэтому, хотя в принципе эта книга мне нравится, я не совсем верю в ее лес. Мне все время кажется, что все приключения происходят в помещениях типа офисных или лабораторных, хотя заявлена природа (но, надо сказать, конкретно в этой книге такое ощущение уместно, в отличие от большинства, где речь вообще не идет об искусственно созданной реальности).
Лучше всего, наверное, такие описания природы, о которых говорит Честертон: "Великие поэты Англии, от Чосера до Драйдена, владели искусством, утраченным позднее: они не описывали природу, но ты ее видел. Когда читаешь: "Сбивайтесь в стадо, облака", нет сомнений, что речь идет о кучевых облаках, а не о перистых. Когда узнаешь от Мильтона, что башня принцессы виднелась сквозь хохлатые деревья, не сомневаешься, что речь идет о весне или осени, когда листьев немного и дерево похоже на метлу, обметающую небеса".
Собственно, не только великие поэты Англии это умели. У Дюма в "Двадцать лет спустя" был момент, когда Портос протягивает вверх руку, чтобы проверить, действительно ли его щеку задела дождевая капля, — и при этих словах я видела все то, что не было описано прямыми словами: серый свет пасмурного дня, низкое небо, сырой воздух, раскисшую землю под ногами.
Но подобрать такие слова, которые, не будучи описанием природы как таковым, запустят у читателя цепочку ассоциаций — очень трудно. Не проще, наверное, чем описать закат, не прибегая к штампам.
С другой стороны, не могу сказать зачем, но мне иногда нужно перечитывать обстоятельные долгие описания природы из с детства знакомых книг.
"...Солнце уже закатилось, и багряный край небес поблек, став тускло-розовым; лазурь над головой постепенно окрашивалась в нежные, зеленовато-голубые, как яйцо зорянки, тона, и таинственная сумеречная тишь природы неслышно обступала Скарлетт со всех сторон. Призрачный полумрак окутывал землю. Красные борозды пахоты и красная лента дороги, утратив свой зловеще-кровавый оттенок, превратились в обыкновенную бурую землю. На выгоне, по ту сторону дороги, лошади, коровы и мулы тихо стояли возле изгороди в ожидании, когда их погонят к конюшням, коровникам и к ужину. Их пугал темный силуэт зарослей вдоль реки, и они прядали ушами в сторону Скарлетт, словно радуясь соседству человека.
В этом призрачном полумраке высокие сосны в пойме реки, такие сочно-зеленые при свете дня, казались совершенно черными на блеклой пастели неба — могучие, величественные гиганты, они стояли сомкнутым строем, преграждая доступ к неспешно бегущей желтой воде. Белые трубы усадьбы Уилксов на том берегу реки, на холме, меркли все больше среди густой темной зелени дубов, и только мерцавшие кое-где огоньки зажженных к ужину ламп манили на ночлег.
Влажное, теплое дыхание весны, напоенное запахом свежевспаханной земли и молодых, рвущихся к небу побегов, сладко обволакивало Скарлетт.
Весна, закаты, нежно-зеленая поросль никогда не пробуждали в душе Скарлетт ощущения чуда. Прекрасное было повседневностью, частицей жизни, как воздух, как вода. Ее сознание было восприимчиво к красоте лишь вполне конкретных, осязаемых предметов — породистых лошадей, женских лиц, нарядных одеяний... И все же торжественная тишина этих сумерек, спустившихся на возделанные земли Тары, принесла успокоение ее взбаламученной душе. Она любила эту землю — любила безотчетно и беззаветно, как любила лицо матери, склоненное в молитве".
Маргарет Митчелл, "Унесенные ветром", перевод Т. Озерской
no subject
Date: 2019-10-04 08:50 pm (UTC)no subject
Date: 2019-10-04 10:14 pm (UTC)no subject
Date: 2019-10-05 12:14 am (UTC)no subject
Date: 2019-10-05 12:23 am (UTC)