А ты спроси у Хильд у самой, на самом деле :) Что-то мне подсказывает, что тут дело может быть совсем не в визе:) Ты знаешь, я думаю, что понимаю тебя и понимаю хорошо. Для твоей родины конец войны стал началом рабства, по итогам этой победы твоей родине окончательно навязали советскую власть, которую литовцы уж точно не выбирали себе сами, и положение провинции в стране с совсем другой титульной нацией. И было бы странно, если бы ты считала праздником событие, которое закрепило такое положение вещей. И веришь, мне никакое общество не мешает это понимать? Пусть в этом обществе вокруг меня хоть сто раз будет принято не признавать таких вещей — у меня же есть своя собственная совесть, и она для меня важна, а общество — нет.
А еще лично я думаю про Холокост, про собственных прадедов и прабабок, уничтоженных в еврейском местечке в оккупации — сестра моего прадеда, пережившая войну в Ленинграде, после войны ездила туда, искала родных, не нашла никого — убиты были все. И я думаю, какое же счастье, что этот ужас смогли остановить — и ты, я полагаю, можешь понять меня в этом, правда? И никакое общество тебе не нужно, чтобы меня в этом понять? И никакое общество тебе понять этого не помешает, разве не так?
Я честно тебе скажу — я не люблю патриотизм как явление. Нет, любовь к своей земле я как раз отлично могу понять, я сама люблю землю, на которой родилась и выросла, и людей, среди которых жила и живу. Я не люблю, когда личную совесть человека начинает заменять идентичность, какой бы эта идентичность ни была. Мне легко понять тебя именно потому, что я не исхожу из того, что обязана что-то считать, поскольку я гражданка какого-то конкретного государства, или принадлежу к какой-то нации. Человеку вообще легко понять другого человека, когда он откладывает в сторону позицию и включает две вещи — сострадание и совесть. А вот позиция понимать друг друга очень сильно мешает.
no subject
Date: 2013-08-11 07:13 pm (UTC)Ты знаешь, я думаю, что понимаю тебя и понимаю хорошо. Для твоей родины конец войны стал началом рабства, по итогам этой победы твоей родине окончательно навязали советскую власть, которую литовцы уж точно не выбирали себе сами, и положение провинции в стране с совсем другой титульной нацией. И было бы странно, если бы ты считала праздником событие, которое закрепило такое положение вещей.
И веришь, мне никакое общество не мешает это понимать? Пусть в этом обществе вокруг меня хоть сто раз будет принято не признавать таких вещей — у меня же есть своя собственная совесть, и она для меня важна, а общество — нет.
А еще лично я думаю про Холокост, про собственных прадедов и прабабок, уничтоженных в еврейском местечке в оккупации — сестра моего прадеда, пережившая войну в Ленинграде, после войны ездила туда, искала родных, не нашла никого — убиты были все. И я думаю, какое же счастье, что этот ужас смогли остановить — и ты, я полагаю, можешь понять меня в этом, правда?
И никакое общество тебе не нужно, чтобы меня в этом понять? И никакое общество тебе понять этого не помешает, разве не так?
Я честно тебе скажу — я не люблю патриотизм как явление. Нет, любовь к своей земле я как раз отлично могу понять, я сама люблю землю, на которой родилась и выросла, и людей, среди которых жила и живу. Я не люблю, когда личную совесть человека начинает заменять идентичность, какой бы эта идентичность ни была. Мне легко понять тебя именно потому, что я не исхожу из того, что обязана что-то считать, поскольку я гражданка какого-то конкретного государства, или принадлежу к какой-то нации. Человеку вообще легко понять другого человека, когда он откладывает в сторону позицию и включает две вещи — сострадание и совесть. А вот позиция понимать друг друга очень сильно мешает.