Бета и Барраяр

[gorgulenok]

Читаю барраярский цикл Буджолд.
Замечаю вещи, на которые в юности при первом прочтении не обращала внимания.

Например, сейчас я вдруг осознала, что на прогрессивной во всех отношениях Колонии Бета и в помине нет гендерного равноправия.
Вернее, юридически-то может быть что угодно. Но в реальной жизни дискриминация женщин явно есть и ее явно до фига. Очень может быть, что не во всех областях жизни с этим имеешь дело, весьма возможно, что можно прожить жизнь и ни разу с этим не столкнуться — но Корделия, например, сталкивалась с этим безусловно, и скорее всего систематически.

Почему мне так кажется?

Когда Корделия на Барраяре сталкивается с общественными табу на тему секса, она реагирует на них не возмущением, а глубоким недоумением — как и бывает, когда встречаешь что-то для себя совсем новое, чего никак не можешь к себе и к своей жизни приложить.

Вот ее разговор с Фордарианом, когда она едва ли не до последнего не понимает, к чему ее собеседник клонит (прошу прощения за очень длинную цитату, у меня не получилось ее осмысленно сократить):

– Лорда сильно обеспокоило это покушение? – спросил Фордариан, проследив за направлением ее взгляда.

– А вас бы такое не обеспокоило? – удивилась Корделия. – Не знаю… Он в своей жизни повидал столько насилия!.. Я даже представить себе не могу, сколько. Возможно, он уже просто не замечает выстрелов и взрывов. «Хотела бы и я их не замечать».

– Но ведь вы знакомы очень недавно. Только с Эскобара, если мне не изменяет память.

– Мы встречались и до войны. Мимолетно.

– Вот как? – Фордариан приподнял брови. – Я этого не знал. Как мало мы знаем о других. – Он помолчал, задумчиво переводя взгляд с регента на Корделию, потом чуть заметно улыбнулся. – Он ведь бисексуал, знаете ли.

– Был бисексуалом, – рассеянно поправила его Корделия, с любовью наблюдая за мужем. – Сейчас он стопроцентно гетеросексуален.

Фордариан поперхнулся вином и закашлялся. Корделия никак не ожидала такого эффекта и уже хотела было похлопать своего высокородного собеседника по спине, но тот быстро восстановил и дыхание, и самообладание.

– Он сам вам сказал? – изумленно просипел граф.

– Нет, мне это сообщил адмирал Форратьер. Как раз перед своей… э‑э… то есть перед несчастным случаем. – Фордариан, казалось, утратил дар речи, и Корделия ощутила прилив гордости – выходит, и ей по силам поставить в тупик барраярца. Если бы еще сообразить, что именно в ее словах так его огорошило… – Чем больше я думаю о Форратьере, – продолжала она, – тем более трагической кажется мне эта личность. Он был до конца одержим любовной связью, которая для Эйрела исчерпала себя еще восемнадцать лет назад. Но иногда я задумываюсь: а если бы он тогда удержал Эйрела – то разве смог бы Эйрел справиться с тем садизмом, который в конце концов подорвал разум Форратьера? Они словно раскачивались на каких‑то дьявольских качелях, где жизнь одного означала гибель другого.

– Бетанка… – Оцепенение Фордариана прошло, и в его глазах теперь забрезжило новое чувство, которое Корделия про себя определила как «ужас осознания». – Мне следовало бы догадаться. Ведь в конце концов именно ваш народ создал генетических гермафродитов… – Он помолчал. – И долго вы беседовали с Форратьером?

– Минут двадцать. Но это были очень насыщенные двадцать минут.

Корделия решила предоставить графу самостоятельно догадаться о смысле сказанного.

– Их… э‑э… связь была в свое время огромным тайным скандалом. Она сморщила нос.

– Огромным тайным скандалом? Разве эти понятия совместимы? Как «разведка боем» или «огонь на себя»? Типичные барраяризмы, на мой взгляд.

Лицо Фордариана приняло какое‑то странное выражение, и Корделия вдруг поняла, что так должен выглядеть человек, который швырнул в своего врага бомбу, а у него вместо «бумм!» получилось «пшик».

И тут настала ее очередь для «ужаса осознания». «Этот человек только что пытался взорвать мой брак. Нет… Брак Эйрела».

Она постаралась сохранить безмятежно‑довольный вид, а ее мысли тем временем заработали – наконец‑то! – на предельных оборотах. Фордариан не мог принадлежать к военной партии Форратьера – все ее лидеры погибли в эскобарской мясорубке, а рядовые члены рассеялись и сидели тихо. Что ему надо? Она поправила вплетенный в прическу цветок и решила, пока это возможно, прикидываться простушкой.

– Я и не думала, что выхожу замуж за сорокачетырехлетнего девственника, граф Фордариан.

Что характерно — и когда она понимает, что происходит, ее мысли начинает занимать Фордариан, но отнюдь не вопрос лицемерного отношения к сексу.
Лицемерное отношение к сексу она не понимает и, пытаясь понять, чувствует себя исследователем.

Как истинная бетанка, Корделия была убеждена, что двойной стандарт в сексуальном поведении нелеп, да и вообще невозможен. Но постепенно, исследуя дебри высшего общества Барраяра, она начала понимать, как им удается совмещать несовместимое. Все сводилось к тому, что определенным лицам запрещался доступ к определенной информации, причем эти лица отбирались по каким‑то неписаным правилам, известным всем, кроме нее. Нельзя, например, говорить о сексе в присутствии незамужних женщин и детей. Молодые барраярцы, кажется, не связаны никакими ограничениями в разговоре друг с другом, но только не при женщинах – любого возраста и положения. Впридачу эти правила варьировались в зависимости от социального статуса. И замужние женщины в своем кругу, когда их не могут подслушать мужчины, тоже иногда вдруг кардинально меняли свои понятия о том, какие темы считаются приличными. По поводу некоторых вопросов можно пошутить – однако обсуждать их нельзя. А о некоторых особенностях даже упоминать запрещено. Она уже не раз шокировала собеседников каким‑нибудь, как ей казалось, совершенно естественным и пустяковым замечанием – и Эйрел тут же отводил ее в сторону, чтобы объяснить ошибку.

Корделия попыталась систематизировать все эти неписаные правила, но нашла их настолько запутанными и противоречивыми – особенно в том, когда и кому в каких областях полагается напускать на себя неведение, – что вскоре бросила это занятие. Впрочем, она все же показала мужу свой конспект. Тот прочел его как‑то вечером, уже лежа в постели – и чуть не умер со смеху.

А вот когда она сталкивается на Барраяре с половой дискриминацией — ей не нужно объяснять, что происходит и почему, она сама отлично это понимает. И отношение к этому у нее явно уже выработалось и определилось.

– У вас там могут служить все – и мужчины, и женщины? – спросила Друшикко. Уж не зависть ли горит в ее взгляде?

– Конечно, все обязанности в нашей армии распределяются с учетом способностей и возможностей каждого, – пояснила Корделия, – и работа, требующая физической силы, достается мужчинам. Но это никак не связано со служебной иерархией.

– Представляю, как уважают таких женщин, – вздохнула Друшикко.

– Ну, если люди рискуют своей жизнью ради общества, то вполне естественно, что они пользуются уважением, – спокойно отозвалась Корделия.

– Честно говоря, мне здорово не хватает моих подруг‑офицеров. Умных женщин‑техников, с какими я дружила дома. – (Вот оно опять, это двусмысленное слово «дом».) – Здесь ведь тоже должны быть умные женщины, раз так много умных мужчин. Интересно, где же они прячутся?

Я не хочу сказать, что Корделия говорит в этот момент о своей родине неправду — скорее всего в идеале на Колонии Бета дела обстоят именно так. И скорее всего, реальность иногда соответствует этому идеалу, а иногда нет.
Очень показательный момент — Корделия сама начинает говорить о том, что служебная иерархия на Бете не связана с гендером, хотя Друшикко ее пока что об этом совсем не спрашивала. Дру задала совершенно другой вопрос — правда ли, что на Бете женщины могут служить в армии. О командовании и о преимуществах при получении должностей речи еще вообще не было.
(Я, правда, не читала Буджолд в оригинале — возможно, это несовпадение вопроса Друшикко и ответной реплики Корделии появилось в переводе.)

Можно, конечно, сказать, что таким образом автор транслирует собственные взгляды и Корделия тут, в общем, ни при чем. Буджолд действительно часто пользуется своими произведениями, чтобы высказать то, что считает нужным — я подозреваю, что именно поэтому она у меня оставляет послевкусие, похожее на то, что от романов XIX века с их легкой — или не очень легкой — полемической и нравоучительной окраской. Но. Поведение персонажей у нее при этом, как правило, обосновано, и она очень много внимания уделяет именно мелким психологическим деталям — как то, что Корделия постоянно забывает, что на Барраяре о сексе прилюдно говорить не принято. И вот именно на этом фоне очень трудно предположить, что этот контраст непонимания в одном месте и очень хорошего понимания в другом получился непреднамеренно.