Про сны с жилищем
Jun. 8th, 2021 02:17 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
А вообще мне время от времени снится, будто в моем доме есть заколоченная комната, про которую все забыли.
В качестве моего дома при этом мне снятся разные квартиры: иногда коммуналка из раннего детства, иногда квартира, где я позже жила с родителями, иногда царицынская, в которой я начала жить одна, а иногда сплав из них всех или вообще какая-то в реальности никогда не существовавшая.
Бывает, что я во сне вдруг вспоминаю ни с того ни с сего, что в доме же есть еще одна комната, и решаю ее открыть.
А иногда снится, что я собираюсь переезжать, пакую вещи по мешкам и коробкам, внезапно обнаруживаю запертую комнату и до меня доходит, что там тоже есть вещи и их тоже надо уложить и перевезти.
Проход в нее находится там, где наяву — это если квартира реально существующая — просто стена, иногда за каким-нибудь шкафом.
В запертой комнате, если я ее все-таки открываю и захожу в нее (а бывает, что намерением дело и ограничивается, и я просыпаюсь), оказывается светло и достаточно чисто. И в ней никогда не бывает пусто. Часто там находятся вещи, которые наяву давно потерялись или которые выкинули много лет назад. Мебель там всегда смутно знакомая, как будто из давних-давних времен, но при этом вроде как на самом деле такой ни у меня дома, ни у родственников никогда не было.
И не всегда, но зачастую там обнаруживаются шкафы с книгами.
Раз или два во сне я знала, что это библиотека прабабушки. Наяву я не особенно в курсе, что у моей прабабушки было с библиотекой, была ли она, какая она была. У прадеда был экслибрис, соответственно, видимо, была и библиотека — глупо заводить экслибрис, если библиотеки как таковой у тебя нет, — но книг, про которые бы в семье говорили, что они принадлежали прабабушке, я не помню. Она умерла, когда мне было шесть лет, и я побаивалась ее, хотя она меня вроде как любила. Она была революционерка, большевичка, и хотя сама признавала, что что-то пошло не так (а кто бы этого не признал, если бы у него расстреляли половину друзей юности, родного брата и первого мужа), но даже дед не осмеливался ей говорить, что без советской власти вообще-то было бы лучше.
В доме же моих родителей книги всегда вылезали из разных щелей и ни на какое единое собрание были не похожи совершенно. В моем раннем детстве книги у мамы стояли в буфете, потому что буфет у нее был, а книжного шкафа не было. Но и потом, когда книжные шкафы были, книги все равно громоздились на столе, на подлокотниках кресла, валялись на кровати, под подушкой, под кроватью — в общем, где угодно, но не там, где положено. При этом большая их часть была мне, честно говоря, неинтересна — после перестройки Сартр, Камю, Набоков, Ремарк, до нее тоже что-то совсем не подростковое и не приключенческое. У нас даже "Трех мушкетеров" не было, пока они не появились везде. В основном причиной, конечно, был советский книжный дефицит, но не только: по-моему, где-то в глубине души мои родные считали, что человек от Андерсена и Чуковского переходит сразу к Сартру, минуя все другие виды литературы.
Интересные мне книги были у двоюродной бабушки, старшей сестры деда, — тома из серии "Библиотека всемирной литературы", посвященные древнему миру и средневековью, Дюма с иллюстрациями, кажется, Мориса Лелуара ("Трех мушкетеров" почитать мне брали как раз у нее). И вот как раз там книги стояли в высоченных стеллажах, и я все время разглядывала их, но попросить полистать обычно стеснялась.
У библиотеки из забытой комнаты во сне явно есть черты от всего этого: шкафы, где я ее нахожу, вроде все-таки книжные, но чем-то неуловимо напоминают мамин буфет — резными дверцами, множеством отделений, что книжным шкафам обычно несвойственно. Ни одной существующей наяву книги (во всяком случае, известной мне) я там не встречала. Среди них попадаются такие, о которых я в реальности сна будто бы слышала и всегда очень хотела прочитать, и совершенно неизвестные, но интригующие — примерно как у двоюродной бабушки. Это бывает художественная литература, бывает что-то историческое. Иногда это книги, якобы давным-давно бывшие у меня и потерявшиеся еще когда я была маленькой, во сне я их узнаю, как если бы и правда помнила и скучала по ним. Во многих из них есть иллюстрации — иногда цветные, иногда нет, но всегда очень красивые.
Заголовки их, проснувшись, я никогда не помню. Зато визуально очень четко помню одну, вот как раз якобы прабабушкину: форматом больше стандартного для современных книг, в темно-зеленом матерчатом переплете, с чуть желтоватыми страницами и с черно-белыми иллюстрациями, похожими на гравюры. В том сне, в котором я ее видела, я собирала вещи, чтобы переезжать, и времени упаковать найденную библиотеку у меня не было совсем, я понимала, что все эти книги придется оставить неизвестно кому и прочитать я их не смогу.
Обычно такого трагического прощания с только что обретенной библиотекой мне все-таки не снится, и сон кончается тем, что я рассматриваю книги, листаю их, прикидывая, что бы почитать первым. Но всегда во сне я знаю, что закрою эту забытую комнату обратно и оставлю все вещи и книги в ней, может быть, взяв с собой одну-две. Без объяснения, почему так.
В качестве моего дома при этом мне снятся разные квартиры: иногда коммуналка из раннего детства, иногда квартира, где я позже жила с родителями, иногда царицынская, в которой я начала жить одна, а иногда сплав из них всех или вообще какая-то в реальности никогда не существовавшая.
Бывает, что я во сне вдруг вспоминаю ни с того ни с сего, что в доме же есть еще одна комната, и решаю ее открыть.
А иногда снится, что я собираюсь переезжать, пакую вещи по мешкам и коробкам, внезапно обнаруживаю запертую комнату и до меня доходит, что там тоже есть вещи и их тоже надо уложить и перевезти.
Проход в нее находится там, где наяву — это если квартира реально существующая — просто стена, иногда за каким-нибудь шкафом.
В запертой комнате, если я ее все-таки открываю и захожу в нее (а бывает, что намерением дело и ограничивается, и я просыпаюсь), оказывается светло и достаточно чисто. И в ней никогда не бывает пусто. Часто там находятся вещи, которые наяву давно потерялись или которые выкинули много лет назад. Мебель там всегда смутно знакомая, как будто из давних-давних времен, но при этом вроде как на самом деле такой ни у меня дома, ни у родственников никогда не было.
И не всегда, но зачастую там обнаруживаются шкафы с книгами.
Раз или два во сне я знала, что это библиотека прабабушки. Наяву я не особенно в курсе, что у моей прабабушки было с библиотекой, была ли она, какая она была. У прадеда был экслибрис, соответственно, видимо, была и библиотека — глупо заводить экслибрис, если библиотеки как таковой у тебя нет, — но книг, про которые бы в семье говорили, что они принадлежали прабабушке, я не помню. Она умерла, когда мне было шесть лет, и я побаивалась ее, хотя она меня вроде как любила. Она была революционерка, большевичка, и хотя сама признавала, что что-то пошло не так (а кто бы этого не признал, если бы у него расстреляли половину друзей юности, родного брата и первого мужа), но даже дед не осмеливался ей говорить, что без советской власти вообще-то было бы лучше.
В доме же моих родителей книги всегда вылезали из разных щелей и ни на какое единое собрание были не похожи совершенно. В моем раннем детстве книги у мамы стояли в буфете, потому что буфет у нее был, а книжного шкафа не было. Но и потом, когда книжные шкафы были, книги все равно громоздились на столе, на подлокотниках кресла, валялись на кровати, под подушкой, под кроватью — в общем, где угодно, но не там, где положено. При этом большая их часть была мне, честно говоря, неинтересна — после перестройки Сартр, Камю, Набоков, Ремарк, до нее тоже что-то совсем не подростковое и не приключенческое. У нас даже "Трех мушкетеров" не было, пока они не появились везде. В основном причиной, конечно, был советский книжный дефицит, но не только: по-моему, где-то в глубине души мои родные считали, что человек от Андерсена и Чуковского переходит сразу к Сартру, минуя все другие виды литературы.
Интересные мне книги были у двоюродной бабушки, старшей сестры деда, — тома из серии "Библиотека всемирной литературы", посвященные древнему миру и средневековью, Дюма с иллюстрациями, кажется, Мориса Лелуара ("Трех мушкетеров" почитать мне брали как раз у нее). И вот как раз там книги стояли в высоченных стеллажах, и я все время разглядывала их, но попросить полистать обычно стеснялась.
У библиотеки из забытой комнаты во сне явно есть черты от всего этого: шкафы, где я ее нахожу, вроде все-таки книжные, но чем-то неуловимо напоминают мамин буфет — резными дверцами, множеством отделений, что книжным шкафам обычно несвойственно. Ни одной существующей наяву книги (во всяком случае, известной мне) я там не встречала. Среди них попадаются такие, о которых я в реальности сна будто бы слышала и всегда очень хотела прочитать, и совершенно неизвестные, но интригующие — примерно как у двоюродной бабушки. Это бывает художественная литература, бывает что-то историческое. Иногда это книги, якобы давным-давно бывшие у меня и потерявшиеся еще когда я была маленькой, во сне я их узнаю, как если бы и правда помнила и скучала по ним. Во многих из них есть иллюстрации — иногда цветные, иногда нет, но всегда очень красивые.
Заголовки их, проснувшись, я никогда не помню. Зато визуально очень четко помню одну, вот как раз якобы прабабушкину: форматом больше стандартного для современных книг, в темно-зеленом матерчатом переплете, с чуть желтоватыми страницами и с черно-белыми иллюстрациями, похожими на гравюры. В том сне, в котором я ее видела, я собирала вещи, чтобы переезжать, и времени упаковать найденную библиотеку у меня не было совсем, я понимала, что все эти книги придется оставить неизвестно кому и прочитать я их не смогу.
Обычно такого трагического прощания с только что обретенной библиотекой мне все-таки не снится, и сон кончается тем, что я рассматриваю книги, листаю их, прикидывая, что бы почитать первым. Но всегда во сне я знаю, что закрою эту забытую комнату обратно и оставлю все вещи и книги в ней, может быть, взяв с собой одну-две. Без объяснения, почему так.