Фея, индеец, учитель и повар
Mar. 8th, 2016 09:16 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Однажды один мой близкий человек рассказал мне, что в детстве, когда его спрашивали, кем ты хочешь быть, он отвечал — индейцем.
И до меня на этих его словах дошло, насколько я в детстве была ориентирована угадывать подразумеваемое, а не реагировать на те слова, которые были произнесены. Когда мне в детстве задавали этот вопрос, я понимала, что меня спрашивают не о том, кем я хочу быть в самом прямом смысле (королевой фей я хотела бы быть в свои пять-шесть лет, вернее, сначала принцессой, и чтобы обязательно с длинными волосами и уметь летать, а потом королевой) — а о том, кем я хочу работать, когда стану взрослой, причем профессию надо выбрать из некоего непроговоренного списка, "понятную": поваром, врачом или учительницей, например, сказать было можно, а историком-медиевистом, филологом-славистом или физиком-ядерщиком — нельзя.
Откуда я знала, что подразумевается именно это — ну, были же всякие детские книжки типа "Кем быть" с моралью "все работы хороши, выбирай на вкус", и именно они не прямо сообщали, а транслировали как нечто само собой разумеющееся, что "кем быть" — означает кем работать.
Из предложенного списка профессий меня не радовало ничего. Скажу больше — я в принципе не хотела работать в том смысле, в котором это предлагалось: ежеутренне вставать раньше, чем выспалась, идти в какое-то казенное место, там заниматься каким-то делом, которое абсолютно не вдохновляет (а как ремесло, которое сугубо взрослое дело, может вдохновлять ребенка дошкольного или младшешкольного возраста? это сейчас я понимаю, какая в принципе романтика есть в деятельности преподавателя или инженера, а тогда мне было тупо рано врубаться в эти вещи), идентифицироваться как личность вот с этим не вдохновляющим делом, посвящать ему большую часть своего времени, и так до старости, и никаких тебе игр, кукол, книжек и фантазий.
Но что-то отвечать было надо, и я говорила — учительницей.
Учительницей истории, уточняла я, когда стала чуть-чуть старше. Это было способом сказать, что я считаю себя гуманитариеми отвалите от меня с вашей алгеброй.
И все детские годы мне напрочь не приходило в голову, что можно тупо отказаться играть по правилам и ответить на тот вопрос, который задан, буквально. Феей. Мушкетером короля. Хорошим человеком.
Я помню, как с какого-то момента, уже в юности, до меня дошло — как будто инсайтом по голове ударило — что угадывать, кто что там имел в виду на самом деле, можно же отказаться. Можно не понимать намеков и отвечать на сказанные слова как они сказаны.
Вот просто игнорировать все эти гипотетические подразумевания и угадайки — и все.
Сначала мне стало очень легко. Будто бы я носила-носила на себе мешок кирпичей — и вдруг сбросила.
Потом, через некоторое время, мне стало еще и намного интересней жить. Дело в том, что если сказать можно только то, про что собеседник способен угадать, что имеется в виду — то невозможно выразить по-настоящему новую мысль. Только в таком мире, где никто заранее не знает, что ему хотят сказать, от другого человека можно узнать что-то свежее и достаточно сложное.
А потом, спустя еще какое-то время, я стала забывать, что умела это не всегда. Так со мной в принципе бывает очень часто: сначала, избавившись от какой-то докуки и решив какую-то проблему, я не думаю о ней, потому что она же уже в прошлом, а у меня наступило светлое будущее, и приятнее, да и конструктивнее морально жить в нем, а не в воспоминаниях о том, как было плохо. А потом я забываю, что проблема вообще была.
Так стирается прошлое.
И до меня на этих его словах дошло, насколько я в детстве была ориентирована угадывать подразумеваемое, а не реагировать на те слова, которые были произнесены. Когда мне в детстве задавали этот вопрос, я понимала, что меня спрашивают не о том, кем я хочу быть в самом прямом смысле (королевой фей я хотела бы быть в свои пять-шесть лет, вернее, сначала принцессой, и чтобы обязательно с длинными волосами и уметь летать, а потом королевой) — а о том, кем я хочу работать, когда стану взрослой, причем профессию надо выбрать из некоего непроговоренного списка, "понятную": поваром, врачом или учительницей, например, сказать было можно, а историком-медиевистом, филологом-славистом или физиком-ядерщиком — нельзя.
Откуда я знала, что подразумевается именно это — ну, были же всякие детские книжки типа "Кем быть" с моралью "все работы хороши, выбирай на вкус", и именно они не прямо сообщали, а транслировали как нечто само собой разумеющееся, что "кем быть" — означает кем работать.
Из предложенного списка профессий меня не радовало ничего. Скажу больше — я в принципе не хотела работать в том смысле, в котором это предлагалось: ежеутренне вставать раньше, чем выспалась, идти в какое-то казенное место, там заниматься каким-то делом, которое абсолютно не вдохновляет (а как ремесло, которое сугубо взрослое дело, может вдохновлять ребенка дошкольного или младшешкольного возраста? это сейчас я понимаю, какая в принципе романтика есть в деятельности преподавателя или инженера, а тогда мне было тупо рано врубаться в эти вещи), идентифицироваться как личность вот с этим не вдохновляющим делом, посвящать ему большую часть своего времени, и так до старости, и никаких тебе игр, кукол, книжек и фантазий.
Но что-то отвечать было надо, и я говорила — учительницей.
Учительницей истории, уточняла я, когда стала чуть-чуть старше. Это было способом сказать, что я считаю себя гуманитарием
И все детские годы мне напрочь не приходило в голову, что можно тупо отказаться играть по правилам и ответить на тот вопрос, который задан, буквально. Феей. Мушкетером короля. Хорошим человеком.
Я помню, как с какого-то момента, уже в юности, до меня дошло — как будто инсайтом по голове ударило — что угадывать, кто что там имел в виду на самом деле, можно же отказаться. Можно не понимать намеков и отвечать на сказанные слова как они сказаны.
Вот просто игнорировать все эти гипотетические подразумевания и угадайки — и все.
Сначала мне стало очень легко. Будто бы я носила-носила на себе мешок кирпичей — и вдруг сбросила.
Потом, через некоторое время, мне стало еще и намного интересней жить. Дело в том, что если сказать можно только то, про что собеседник способен угадать, что имеется в виду — то невозможно выразить по-настоящему новую мысль. Только в таком мире, где никто заранее не знает, что ему хотят сказать, от другого человека можно узнать что-то свежее и достаточно сложное.
А потом, спустя еще какое-то время, я стала забывать, что умела это не всегда. Так со мной в принципе бывает очень часто: сначала, избавившись от какой-то докуки и решив какую-то проблему, я не думаю о ней, потому что она же уже в прошлом, а у меня наступило светлое будущее, и приятнее, да и конструктивнее морально жить в нем, а не в воспоминаниях о том, как было плохо. А потом я забываю, что проблема вообще была.
Так стирается прошлое.